Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Мы наняли фаэтон и втроем поехали к Кериму. Я держал на руках Ильгара.

Мюлькджахан приняла свекра холодно. Керим поцеловал отцу руки, а Теймур-киши — глаза сына и внуков. Чувствовалось, что он готов расплакаться. То одного внука, то другого брал на руки и дарил им подарки, которые привез с собой.

Теймур-киши до сих пор не бросил свою профессию, и работы у него всегда хватало. Он был по-прежнему моложавым и подвижным. От новой жены у него уже четверо детей.

— Силу вороного коня не так легко истощить, — пошутил он.

Но Мюлькджахан его шутка не понравилась. Она вместе с моей Кеклик удалилась на кухню, чтобы не мешать мужскому разговору.

Мы вспоминали прошлые годы, и я как бы невзначай спросил Теймура-киши, не помнит ли он Ясин-бека Гюрзали?

— Почему ты с этим вопросом обращаешься ко мне? Спросил бы лучше Бахшали, ведь он был в доме Вели-бека своим человеком и знал там каждую собаку.

— Придется — спрошу.

— В Гиндархе был сотник Черкез, — начал Теймур-киши издалека. — Ты знал его?

— Нет.

— У Гюрзали-бека от временного брака был сын. А сотник Черкез женился на женщине, которая до того состояла во временном браке с Гюрзали-беком. Поэтому сын Черкеза Авез и Ясин-бек — сводные братья. Он и сейчас в Гиндархе живет. Авез Шахмаров, точно.

— Так зовут счетовода нашего колхоза, — сказал вдруг Керим. — Не он ли это?

Хоть я и не собирался раскрывать, почему интересуюсь Ясин-беком, но пришлось рассказать Кериму все, что я узнал за последнее время.

— Да, брат, попал ты в мясорубку.

— Надо утроить бдительность.

— Между прочим, этот счетовод — коварный тип, я сразу уловил!

— Не спускай с него глаз!

— А если мне попросить оружие в милиции? — в раздумье проговорил Керим.

— Что бы тебе хотелось: ружье или пистолет? — спросил я.

— Что дадут.

— Надо поговорить с секретарем, я тоже думаю, что тебе надо иметь при себе оружие… Кстати, а на чем ты ездишь в Агдам?

— Чаще всего добираюсь пешком.

— Обзаведись конем или договорись, чтобы выделили колхозу бричку.

— Ты знаешь, Будаг, у меня еще одна просьба. Наш колхоз объединил в единое целое четыре деревни. Раньше жители всех сел брали воду из девяти колодцев, но осталось только три действующих, остальные засорены, завалены камнями. Если бы мне разрешили, я бы пригласил сюда на работу моего отца, благо сейчас можно с ним договориться.

— Послушай меня, Керим. Напиши в райком официальное заявление и укажи, что твой отец колодезник.

— А разве недостаточно, что об этом знаешь ты? — удивился Керим.

— Работа в нашем районе оставила седые волосы на моих висках, поэтому можешь мне верить. Я знаю, что говорю.

— Жизнь многому научила? — улыбнулся Керим.

— И продолжает учить!

Мы долго молчали, а потом Керим с горечью пожаловался:

— Остались мы с тобой без дипломов!

— Еще успеешь получить, — возразил я ему.

— Боюсь, что ни я, ни ты уже не вернемся на учебу…

* * *

Жизнь продолжалась, но район лихорадило. Кулаки и их подпевалы вели активную агитацию против колхозов, распуская клеветнические слухи о будущем тех, кто вступит в коллективное хозяйство. Кулацким элементам удавалось замаскироваться под сторонников Советской власти. Это давало им возможность проникать в советские учреждения. Так в Бойахмедлинском сельсовете председателем стал бывший кулак, который освобождал от обложений своего брата-кулака. Его сняли и отдали под суд, а через несколько дней новый председатель сельсовета, из числа тех двадцатипятитысячников, которые приехали нам в помощь из Баку, был зверски убит приспешниками бывшего председателя сельсовета. На этот раз убийце не удалось скрыться. Им оказался сын кулака, которого прикрывал бывший председатель.

Несмотря на угрозы и запугивания, середняки все больше склонялись на сторону Советской власти и вступали в колхозы.

Новые убийства всколыхнули район. Преступники как в воду канули и на этот раз.

Повсеместно начались поджоги. Во вновь созданных машинно-тракторных станциях неизвестные выводили из строя трактора. Они засыпали в баки с горючим сахарный песок, и машины внезапно останавливались: обгоревший сахар забивал двигатели.

В райком приходили информационные сводки с мест, говорящие о том, что подобные вещи происходят и в других районах республики.

Классовый враг поднял голову не только на селе. И в городах, на крупных промышленных предприятиях, строительных объектах внезапно возникали пожары, гремели взрывы, выходили из строя станки.

О происках буржуазных элементов говорили информационные сводки, приходящие из Баку.

Газеты (бакинские, тифлисские и московские) пестрели заголовками: «Враг поднимает голову», «Никакой пощады врагу!», «Убийцам — расстрел!». Гневные отклики вызвало разоблачение контрреволюционной деятельности «Промпартии».

В Агдаме собрали митинг, на который вызвали представителей всех сел — председателей сельсоветов и колхозов, секретарей партийных и комсомольских ячеек. Народ собрался на площади перед городской гостиницей «Имдад» («Содействие»). Ораторам предстояло выступать с балкона. Ждали председателя Закавказского Совнаркома Газанфара Мусабекова: утром он выехал из Барды. Всех беспокоило, почему он запаздывает. Секретарь райкома Мадат Кесеменский уже трижды звонил в Барду, и ему неизменно отвечали: «Полчаса назад товарищ Мусабеков выехал к вам с инструктором Заккрайкома».

Но вот наконец гости появились, и Мадат Кесеменский открыл митинг.

От имени председателей колхозов выступил Керим, из председателей сельских Советов для выступления избрали Бахшали, от местной интеллигенции — меня. В заключение с большой речью обратился к собравшимся Газанфар Мусабеков.

Мне довелось слышать многих ораторов, но еще никогда я не был так восхищен речью, в которой столько искренности и сердечности. Председатель Закавказского Совнаркома говорил так понятно, интересно о самых наболевших вопросах, что люди его слушали, боясь пропустить хоть слово. Его выступление длилось около часа и касалось положения дел в Азербайджане, стране и во всем мире.

Он говорил о том, что Советская власть выдвинула в состав руководящих работников бывших батраков и рабочих, упомянув при этом меня и Керима, поэтому она тесно связана с широкими народными массами, и никакая сила извне не может ее одолеть и разрушить изнутри.

Мусабеков приводил факты саботажа на предприятиях, убийств из-за угла активистов, преданных социализму партийцев, комсомольцев, передовых женщин, учителей школ, говорил о поджогах, порче дорогостоящей техники, крушениях на железной дороге. И что за всем этим видится вражья рука.

После митинга Газанфар Мусабеков обменялся рукопожатиями со всеми ответственными работниками райкома и районными активистами. А с Бахшали даже перекинулся парой фраз (очевидно, они были раньше знакомы), поинтересовался его здоровьем.

Прощаясь с Мадатом Кесеменский, Мусабеков поручил ему особым вниманием окружить старых коммунистов, заботиться о них.

Митинг давно закончился, а народ с площади не расходился.

* * *

Закрытое заседание бюро